Как минимум, пять  художников в Украине подделывают Зебека. В этом есть смысл. Работы с размашистой подписью этого эпатажного мастера продаются и перепродаются за большие деньги, чтобы осесть в лучших коллекциях отечества, ближнего и очень дальнего зарубежья. И в этом нет смысла. Однажды увидев «живьем», оригинал уже не спутаешь с подделкой. Чтобы писать как Зебек, надо быть Зебеком, и не иначе.



Зебек, как он есть

В угол стола сметаются дохлые мухи, на чистое место водружается бутылка водки. Из подвала, закрытого кованой решеткой, извлекается закуска: банки с консервированной кефалью и томатным соком. Еду художник не покупает - меняет у местных жителей на картины. Угощение вываливается прямо на стол, без тарелок, вилок и прочих условностей, которые однозначно стали бы отвлекать гостей от общения с мастером. Идет неспешная беседа о жизни в искусстве, щедро приправленная воспоминаниями, легендами, цитатами классиков, декламированием на немецком языке и матюками - на русском.

С каждой выпитой рюмкой рассказчик все больше оживляется, он готов общаться до утра, ночь - его время! Но утомленные с непривычки гости расползаются в темноте из его странного дома, кто со свежекупленными картинами, кто - с чувством большого облегчения. Зебек снова остается один. Он допьет заначенную бутылку, станет к мольберту работать до восхода солнца при тусклом желтом свете электрической лампы, что уже само по себе немыслимо. Потом будет спать до полудня, долго тыняться без дела и смысла. Пока не придет из степи корова. Художник подоит ее собственноручно и отведет на ночлег в роскошный коровник, который в свое время задумывался и строился как картинная галерея. Исполнив, наконец, хозяйский долг перед коровой, Зебек пойдет работать. Если, конечно, опять не наедут на джипах покупатели и слушатели.

Он очень много работает. Живопишет в богемно тюнингованной сельской хате, в кошмарной смеси из мусора, антиквариата, скисших продуктов, старинных икон и начатых картин. Здесь как-то сами по себе, родились и выросли пятеро из семерых его детей.  Владимир Евгеньевич Зебек - один из самых выдающихся художников современности - живет на краю света, на Кинбурнской косе. Ему семьдесят семь лет. Он пишет море.



Его Лениниана

Не мое это дело - отнимать вкусный хлеб у искусствоведов и биографов, которые, как и спекулянты от живописи, еще не раз наживутся на имени, колоритной личности и творчестве Зебека. Да и не разобраться мне сходу, где правда, а где вымысел в хитросплетеньях его удивительной судьбы. Тем более, что во многие фантазии, постоянно выдавая их как заготовки для падких на экзотику покупателей, художник искренне поверил сам. Но даже и с поправками на погрешности жизнь Зебека невероятна.

На четверть - осетин, по маминой маме, в девичестве Тугай-Басаевой, наполовину немец, прямой потомок барона фон Зебека, которого волны любви и службы занесли в Россию, забросили из Питера в Николаев, где он пережил революцию со всеми вытекающими из нее последствиями, родил двоих детей, мальчика и девочку, и умер в 33-м. Просто от голода. Голодная смерть миновала его наследников - малышей отняли у отчаявшейся матери, определили в приют. Вот там-то, в сиротском приюте, под который разорили православный монастырь, маленький Зебек впервые ощутил пронзительное чувство одиночества. И непреодолимое желание рисовать.

Потом была война, оккупация, накануне которой дети каким-то образом воссоединились с матерью, заняли пустовавший дом в центре Николаева. Немцев Зебек всегда уважал - и сейчас, и тогда, отчего, если ему верить, и потянулся следом за ними в Германию. Где, если ему верить, побыл в гитлерюгенде, за что потом провел вместе с мамой несколько незабываемых лет в отечественных лагерях…

Сделаем, чтобы не углубляться, сознательный провал в биографии мастера. Итак, веселое время конца 50-х - начала 60-х годов. Владимир Зебек - молодой, успешный, официально признанный художник. Живет и плодотворно трудится в городе-герое Москве, где и получил блестящее образование. Жена Нела - тоже художница. Мастерская с видом на Кремль. Все хорошо, даже, согласитесь, слишком хорошо, если вспомнить изложенное выше. Но вот это как раз - чистая правда. Зебек того периода - престижный, хорошо и дорого покупаемый московский художник. Его выставки-продажи раскупаются в улет чуть ли не до открытия. О нем пишут уважаемые - впрочем, других-то тогда просто не было - газеты.

Маленькая, но необходимая деталь. Слава, деньги, звания и чины (а он был даже членом Всесоюзного художественного совета!) нашли Зебека не только благодаря безусловному таланту и фантастической производительности труда. Очень поспособствовала этому и, так сказать, художественная специализация живописца. Он в больших количествах пускал на свет портреты своего востребованного тезки - Владимира Ульянова-Ленина. Которого с тех пор и до сих пор по-родственному называет Лукичом. На подворье Зебека и сейчас стоит белый гипсовый бюст вождя-кормильца в нахлобученном на лысину чугунном казане. «Лукич» задумчиво всматривается в светлую степную перспективу, перегороженную, правда, коровником-галереей.

Живописание образов Ленина, чтоб вы знали, отнюдь не было простым занятием и легким творческим хлебом. Как и в иконописании образов святых, в этом идеологически важном деле существовали жесткие каноны, не могло быть вольностей и мелочей. Строжайшая комиссия скрупулезно принимала каждый портрет: не тот ракурс прищура или, не приведи господи, не тот жест судьбоносной руки - и все, работа насмарку!

К профессиональной чести Зебека, его живописные вожди никогда не шли в брак. За что художник был по заслугам оценен партией и правительством. И еще любопытная деталь. Кисти Зебека принадлежат не только портреты Ленина в неучтенном количестве, но и несколько масштабных жанровых полотен того же тематического направления. Например,… «Ленин на субботнике». Этот популярный в те годы сюжет, оказывается, воплощали в живопись не один и не два даже великих советских художника, а примерно с десяток. В их числе - и Владимир Зебек.





Остров

Никому не пристало досужим языком препарировать душу художника. А тем паче - судить его или осуждать, как и кого бы-то ни было другого. Сорок один год назад Зебек - мужчина в полном расцвете сил и художник в апогее успеха - оставил Москву и уехал в глушь, дичь, на Кинбурнскую косу, где даже электричества тогда не было. Лампочка Ильича впервые зажглась на Кинбурне только в 68-м. Местные старики и по сей день называют косу «острів», хотя реальности ее меняются сегодня стремительно, умопомрачительно и, увы, неизбежно. Но мы сейчас не об этом. Мы - о судьбе художника.

Как когда-то давно его отца в Россию, волны любви и творчества вынесли Зебека на белый песок Кинбурна. Ему 45, ей - 18, она москвичка, нежная, романтичная и влюбленная. В селе Ковалевка всего-то пять хат от силы, одну из них и купила себе молодая семья. Прощай, столица, жена Нела и двое детишек с нею. Здравствуй, новая жизнь.

Пожалела ли Оля о встрече, которая вывернула ее судьбу наизнанку? Спросить не у кого. Два года назад вторая жена Зебека умерла от тяжелой болезни. Оля боготворила мужа и его талант, родила ему пятерых детей, покорно несла тяжеленную ношу сельского быта и мужниного характера. Под конец жизни таки не вынесла, вернулась в Москву, но и там пожить не успела. Дети выросли, разъехались, с отцом остался только Кирилл да Данил, который постарше, наезжает. Из семерых пока так никто, по большому счету, и не стал художником.

Рождались дети, росли, были зимы и лета. Шуршала степь, шумело море. Проходили мимо, заходили ненадолго какие-то люди. А Зебек-старший работал - писал картины маслом, акрилом, гуашью. По холсту, картону, оргалиту… Рыбаков и мадонн, огненных коней, сияющие степи, сказочные странные букеты. И море, удивительное, как его жизнь, море.

Его море не бывает спокойным и благодушным. Даже в редкий штиль на глубине зреет тревога. И дьявольски прекрасна его штормовая пучина. В сиянии светила кипит, ликует, взрывается брызгами ненасытная бездна. В ней мощь, сила, торжество свободы - и горе затерявшемуся здесь самонадеянному хлипкому парусу! Нет берега, нет острова, на котором - спасение и покой…

Подделать  Зебека невозможно. Не в том вовсе дело, что профессионал не сумеет точно подобрать краски или повторить его взмах кисти. Сумеет. Но это будет чужая работа, мертвая, лишенная чего-то, что заставляет волноваться уже при первом взгляде на оригинал. Энергетика, мистика? Мало быть мастером, надо пережить хоть малую толику его судьбы. Его морские пейзажи очень разные, и все они очень похожи. Художник, мне кажется, не случайно повторяется - он настырно, снова и снова, пытается докричаться до тех, кто видит и слышит, рассказать что-то самое важное. Знает ли сам, что?

От его дома до берега -двадцать минут неспешным шагом, но Зебек давно не ходит на море и давно не пишет с натуры - его моря всегда с ним. Он старый, больной, крепко пьющий и очень одинокий человек. Он - гениальный художник. Такой, как есть. Владимир Зебек.