Начинался 1943 год. Окружена и уничтожена армия Паулюса под Сталинградом, прорвана блокада Ленинграда. Шли наступления и на других фронтах Великой Отечественной. Боясь "мешка" в районе Северного Кавказа, гитлеровцы начали оттуда отход. В те дни особенно свирепствовала немецкая авиация, что на себе испытали моряки Черноморского флота.
В те дни на шхуне "Адлер" служил наш земляк, родом из Новобогдановки Варваровского (ныне Николаевского) района. Базировалась шхуна в Туапсе. Через сутки экипаж "Адлера" загружался боеприпасами и доставлял их в Геленджик, где шло накопление боевых частей, техники, боепитания для предстоящей операции, направление которой держалось в то время в секрете.
Рейсы совершались через сутки. Маленькое, практически невооруженное суденышко, на котором стояла одна зенитная установка да зенитный пулемет, при переходе подвергалось нападению немецких самолетов. Они сбрасывали на судно сотни бомб, обстреливали. Шхуна получала повреждения, экипаж боролся за ее живучесть. Израненная, она оставалась на плаву, и после ремонта снова выходила в очередной смертельно опасный рейс. Правда, были дни, когда из-за штормовой погоды авиация врага не летала, но тогда трепала судно стихия, скорость падала до 3-4 узлов, ветер сносил с курса, и приходили в порт только на опыте, интуиции и смелости моряков, всего экипажа.
А враг, терпя поражения, становился все более жестоким. Каждый рейс был испытанием на прочность, высокую выучку, преданность долгу. Перед каждым рейсом боцман Николай Захарович Бабиенко (а это о нем пойдет речь) тщательно готовился к выходу. Проверял наличие аварийного материала, готовил необходимые инструменты, чтобы в случае надобности все было под рукой, при этом рассредоточивал все это по судну, чтобы не затрачивать время на их доставку к месту аварии, повреждения.
И вот настал тот день, о котором пойдет речь ниже. Постараюсь передать то, о чем мне поведал Николай Захарович, о чем прочел в архивах.
18 марта 1943 года шхуна вышла из порта Туапсе. В море судно встретила небольшая мертвая зыбь с юго-запада. Судно, плавно покачиваясь, держало курс на прифронтовой порт Геленджик. Шли вблизи берегов. Длинной чередой тянулись темные скалы, мысы, извилины бухточек. Вокруг стояла тишина. Но экипаж знал, насколько обманчивой бывает такая тишина. Поэтому и на мостике, и возле машины моряки зорко несли службу. Особенно внимательны были наблюдающие.
Как всегда в те годы, это пришло вдруг... Как его не хотелось. Ведь в трюмах находились "катюши", снаряды к ним, на палубе разместилось свыше ста военнослужащих, переправлявшихся для участия в предстоящей десантной операции.
На вахте стоял Бабиенко. В 8 часов утра он сдал вахту третьему помощнику капитана Алексеенко, заполнил на мостике журнал.
И вдруг тишину прорезали тяжелые звуки моторов вражеских самолетов. На горизонте появились зловещие точки. Объявили тревогу. А самолеты приближались. Сопровождавший шхуну "охотник" открыл огонь. Было ясно видно, что восемь "юнкерсов" и два "мессершмитта" шли в пике на шхуну.
На мостике в это время уже был сам капитан Бублик. Он подает команду: "Право на борт!". Нарастающий свист прорезал воздух. Одна за другой вблизи бортов падали бомбы. Поднятые ими столбы воды заливали потоками палубу и все, что на ней находилось. А фашистские стервятники делают заход за заходом над маленьким беззащитным судном, в трюмах которого были реактивные снаряды к "катюшам". Николай Захарович вспоминает, что долгих 20 минут находились они между жизнью и смертью, чувствуя себя, словно в кипящем котле. Наконец самолеты ушли на северо-запад. Не успели облегченно вздохнуть, как новая волна самолетов налетела.
Опять надрывный свист бомб и осколков. Море кипит, шхуна содрогается, ее бросает, как щепку, из стороны в сторону, а мозг сверлит одна мысль: "Не дай Бог, попадет в трюм хотя бы одна. Взлетим, и ничего от судна и от нас не останется". Но не удалось фашистским летчикам потопить судно. Начали накладывать пластыри на дыры, а их оказалось более ста: в корпусе, надстройках, палубе. Пробило и покорежило паропровод, разбило главный компас, вырвало нактоуз, повредило радиостанцию. Матросы Поляков, Сотников, кочегар Курбатов, машинист Жосан и другие под руководством боцмана Бабиенко накладывали на дыры пластыри, заделывали их паклей, клиньями, забивали чопы. Экипаж боролся за жизнь корабля и вышел победителем. Израненный, как солдат, корабль пришел в порт с приспущенным флагом. Сдали убитых и раненых. И вновь началась погрузка для обратного рейса. А экипаж ремонтировал судно: заделали пробоины, исправили паропровод, радиорубку. Кроме всего прочего, приняло на борт и 30 пленных немцев.
Вышли в море. Погода стояла весенняя, солнце светило ярко, горизонт был чист. Все это создавало условия для неблагоприятного перехода.
Так и случилось. 22 "юнкерса" задались целью потопить маленькое суденышко. Один за другим они пикировали на "Адлер". Воздух наполнился свистом бомб и осколков. Судно то поднимало на взрывной волне, то бросало в провалы, накрывало гигантскими волнами. В новые пробоины начала вновь поступать вода. Разошлись листы фальшборта, лопнули станины обеих главных машин. Двери и иллюминаторы кают комсостава были разбиты и вырваны, каюты заполнены водой, а вокруг в воздухе носились самолеты врага. Экипаж боролся изо всех сил за спасение.
И снова заделывали пробоины, выливали воду из трюмов, а она все прибывала. Старший механик Кучма, машинисты Жосан и Митькин, кочегар Курбатов, его напарник Андрюхин заделывали пробоины в машинно-котловом отделении. Судно оставалось на плаву, но без движения. Позже установили - лопнул киль. Достаточно было даже одной бомбе взорваться возле борта - и шхуна переломилась бы пополам. Буксир "Вяжилов" взял израненную шхуну на буксир и привел в Туапсе. По пути экипаж продолжал бороться за плавучесть судна. Пленные немцы проклинали Гитлера и его всех родных и кричали: "Гитлер капут...".
Таков был один боевой день шхуны "Адлер", боцманом которой был Николай Захарович Бабиенко, наш земляк. Для него Великая Отечественная война была длиной в 1418 дней и ночей. Он получил два ранения, тонул в море после гибели судна на магнитной мине в Керченском проливе.
О его мужестве в ту войну свидетельствует набор орденов и медалей, звание "Почетный моряк морского транспорта СССР" с 1943 года. Кстати, ныне на Украине он остался единственным награжденным таким знаком.
А после войны более 31 года он был капитаном дальнего плавания. Ходил во Вьетнам, Китай, Анголу. Помнит перевозки личного состава советских Вооруженных сил на Кубу в период Карибского кризиса, когда опасность преследовала турбоход "Металлург Аносов" на каждой миле, когда субмарины США всплывали перед носом турбохода, провоцируя столкновение. Но мастерство, стойкость капитана турбохода Николая Захаровича Бабиенко не позволила им совершить провокацию.
Прошли годы. И возвратился моряк в родное село. Живет на берегу Бугского лимана, и каждое утро выходит на крутой лиманский берег, провожает взором корабли. А море тянет…
А военные раны и сейчас кровоточат, выходят осколки той войны. Но стоек моряк, "не теряет бодрость духа никогда", как в той песне.
Днями ему исполняется 86 лет, но он еще принимает участие в общественной жизни, встречается с молодежью.
А в народном музее села Радсад есть стенд, посвященный нашему славному земляку, есть и фотография его отца, моряка Балтийского флота, участника февральской и октябрьской революций в Питере.
Виктор Задорожный,
заведующий народным музеем
с.Радсад. |
